«Мир, сотканный из снов»
2014 год. Сентябрь
В третьем тысячелетии создать новый художественный язык не так-то просто. Мы уже давно привыкли к многообразным техникам графики, к масляной живописи, к не менее разнообразным опытам в сфере декоративно-прикладного искусства. В расширяющемся и поглощающем нас виртуальном мире мы все реже находим живое дыхание – природы, фантазии, художественной фактуры, неповторимых и привлекательных деталей и мелочей жизни. Мы подчас скучаем по настоящему – в мире имитаций, пульсирующему – в мире механистического, засушенного, необыкновенному – в мире стандартов и унификации, физически ощутимому, материальному – в мире отражений и пикселей. По тишине и молчанию – в мире слов и постоянного шума.
И именно этим – живописностью в новой, трепетной форме – могут тронуть, даже удивить, привлечь произведения Татьяны Карамышевой, демонстрирующие свежий, оригинальный подход в сфере ручного ткачества. Они выполнены в авторской технике, берущей свое начало в искусстве гобелена, но уже преобразовавшей, преодолевшей его традиционные рамки. Художник делает попытку смоделировать пространство и, возможно, даже время (ведь эти два измерения неразрывны в земном мире!), используя ручное ткачество в оригинальных вариациях. И на плоскости картин – именно так их хочется назвать – появляются удивительные образы-намеки – трехмерных архитектурных построений, сказочных островов и рек, неизведанных миров. Конечно, такие образы не претендуют на реалистичность, а создаются в духе символизма, но выразительность самой фактуры столь велика, что зритель ощущает их необыкновенно сильно и может узнать в них давно увиденное, запечатленное в его сознании – вновь воплощенным в сплетениях и перетеканиях пространств и сфер. В некоторых произведениях Карамышевой можно обнаружить – в изысканном рисунке, в графичном лаконизме и цельности – апелляции к стилю модерн и ненавязчивые аллюзии к дальневосточной художественной классике, но главное отнюдь не в поиске параллелей в мире искусства. При рассмотрении работ нужно отдаться течению авторской фантазии, собственному воображению и погрузиться в мир «Дежавю» – в мир несбыточных мечтаний, неосуществленных путешествий, сказочных стран и других измерений. В мир воспоминаний того, чего, скорее всего, с тобой и не происходило.
Одним из важнейших критериев оценки и анализа творчества является разработка темы времени, степень ее важности для автора. Способность преодолеть тесные рамки настоящего и не только почувствовать, но в какой-то мере и воплотить безграничность мироздания, как во временном, так и в пространственном континууме и, – что важно – свою причастность к этой длительности – это один из признаков большого таланта. Подобная открытость Времени (с большой буквы) как условной мере земного бытия вдохновляет Карамышеву на необыкновенно поэтичные образы, прежде всего, ее любимого города Барселоны, который она считает родиной своей души, или европейской классики – Праги. Воспоминания о Барселоне, вообще о Каталонии нельзя назвать городскими пейзажами в традиционном смысле слова. Это некие знаки настроения, ощущений художника, который, можно сказать, становится архитектором своего – нового – мира, в котором неизменно чувствуется дух великого испанца Антонио Гауди, создавшего неповторимый образ Барселоны на века. Емкость знаков, складывающихся в мифологию счастливого и бесконечного путешествия – в Барселону, в собственную память, в будущее, в «Вечность, которую мы сами себе выстроили» (по словам Татьяны), – столь велика, что они могут вызывать у зрителя самые разнообразные ассоциации. У каждого – с тем городом, с тем местом, о котором он мечтал, но где он в действительности так и не побывал и именно поэтому в нем не разочаровался.
Вполне закономерно, что более традиционная Прага вспоминается Татьяной в более реалистическом духе – характерных городских видов. Здесь можно говорить о кубистическом акценте, вызывающем в памяти пейзажи Поля Сезанна. В какой-то степени эта линия в творчестве Карамышевой тянется от более ранних ее произведений, укладывающихся в рамки технологии гобелена и обладающих особой притягательностью тонкого и традиционного эстетизма. Я имею в виду, в частности, цикл «Солнечные зайчики», которому свойствен нежный, акварельный колорит, лиричная живописность. В работе над более реалистическими композициями, автор опиралась на карандашные наброски, эскизы. Как мы видим, через кубистические стилизации Карамышева вышла на изысканную работу с фактурами шерсти, ткани, шелка, чему посвятила и продолжает посвящать большое количество композиций. Здесь иллюзорная или геометрическая трактовка, отсылающая нас к живописному принципу в текстиле, сменяется разработкой самой поверхности, я бы сказала, ее архитектонической модификацией.
Для адекватного восприятия произведений Карамышевой необыкновенно важно их правильное освещение. На свету, благодаря светотени композиции оживают, в переливах белой, голубой, желтоватой тканей появляются дополнительные оттенки и объемы, рельефность… И поверхность, казавшаяся статичной, как будто каменной, теплеет. Мы замечаем внутреннее движение, жизнь цвета и света в картинах, как правило, монохромных. Именно в недрах благородно-сдержанной, часто белой гаммы рождается полифония оттенков, и сам воздух, кажется, обретает очертания, мягкость, глубину и колористические характеристики. Здесь начинаются метаморфозы времени и пространства.
Картины, вытканные Татьяной, столь трепетны, конечно, во многом именно из-за их рукотворности, которая здесь выражена в большей степени, чем в масляных полотнах или печатных оттисках. Карамышева выполняет каждую композицию необыкновенно тщательно и долго, и весь процесс – этап за этапом – в прямом смысле слова у нее в руках. Здесь нет и доли механистичности, искусственности, зато присутствует в большой мере элемент импровизационности, творческой свободы.
В корне восхищения жизнью в ее запечатленном прошлом и мимолетном настоящем, в ее «мечтающемся» будущем, в ее счастливой, созидательной сущности, в духе романтической свободы рождаются поражающие своей оригинальной красотой, трепетной живостью и обаятельной искренностью произведения Татьяны Карамышевой. Картины, до которых хочется дотронуться (и до которых можно дотрагиваться сколько угодно!), на которые хочется бесконечно смотреть, погружаясь, вглядываясь в их структуру. Картины, среди которых – в мире которых – хочется жить…
Ксения Александрова
Журнал Д\\\'Антураж studio